Я видел этот фильм несколько дней назад сначала в Кельне, а потом в Берлине. И там и там фильм вызвал вначале гробовую тишину, и следом долгие и громкие авации. Не верьте тому, кто скажет, что это пропаганда. Он картины не видел. Современные немцы, думаю, стали бы уходить во время просмотра если бы это была картина определенной направленности. Из зала никто не вышел. Я ревностно за этим следил.

После первых показов Макса Фербербека обвинили в том , что он снял русское кино. Оно действительно наполовину русское, потому что добрая половина актеров в нем,- российская. И что меня поразило на премьере, на финальных титрах картины звучит песня "Сердце, тебе не хочется покоя...." в исполнении Утесова. Эта песня будто снимает с души тяжесть от навалившихся после просмотра мыслей.

Это большое кино. Кино, которое требует от зрителя восприятия не только головой,но и сердцем. Очень хочу, что бы этот фильм увидели в России. Все, что является свидетельством человеческого духа, не имеет границ и национальности. Теперь хотелось бы поразмыслить о моем герое майоре Андрее Рыбкине. Прежде всего это образ профессионального военного, вставшего на защиту мирных жителей. Он и его окружение представлено очень достойно. За каждым чувствуется Судьба. У Андрея фашисты убили жену. Он- москвич. Его мама- учитель в музыкальной школе, а отец- инженер, строитель железных дорог. Андрей не думал, что доживет до победного дня. Он боялся его пережить. Мне кажется, что образ Андрея,- образ русского офицера-интеллигента с обугленным от войны лицом. Его, как волчьего атамана, в финале фильма арестовывают. Андрей принимает решение и действует согласно своей чести, прекрасно осознавая чему тем самым себя подвергает.

Андрей меняется на протяжении всей картины. Появившись, не признающим пощады, этаким богом войны, он превращается в человека открытого тонким и глубоким чувствам. Мне не стыдно за эту роль ни перед немецким, ни, тем более, перед русским зрителем.
02.11.08
Форум


Перевод русский: профессиональный (многоголосый, закадровый)


* * *

РИА Новости - Украина
19/01/2009
Аналитика и интервью
Геннадий Бордюгов,
член Экспертного совета РИА Новости

Буквально через полторы недели начнется череда памятных дат, связанных с 65-летием освобождения правобережной Украины и Крыма, Юго-Восточной и Центральной Европы от нацистской оккупации. Что выдвинется на этот раз в центр дискуссий, какие новые «войны памяти» развернутся? Возобладает ли этноцентризм в присвоении прошлого?

Последние годы показали, что обращение к истории войны все сильнее смещается в сторону человеческого ее измерения - цены усилий, выживания, насилия, альтруизма, памяти. В Германии, к примеру, по-прежнему в фокусе внимания Холокост, правда, уже в контексте преступлений сталинизма. К этому добавилось внимание к страданиям немцев, ответственности за это стран-союзниц. Особый упор делается на массовое изнасилование женщин. Не случайно большой интерес привлек фильм немецкого режиссера Макса Фербербека «Безымянная - одна женщина в Берлине» Он впервые в кинематографе поднял проблему массовых бесчинств, совершенных русскими в 1945 году.

В основе сценария - автобиографическая книга (дневник) «Anonymous», написанная немецкой журналисткой, опубликованная в 50-е на английском языке и переизданная в Германии в 2003 году. Автор описывает, что случилось с ней в апреле-июне 1945 года, когда в Берлин пришла Красная Армия.

Фильм еще не дошел до России, но представители ряда организаций ветеранов Великой Отечественной войны выступили с требованием запретить его показ: «Эта картина - диверсия и провокация. Попытка очернить образ советского воина, солдата, освободителя! Соответственно очернить Россию. В период сложившейся во всем мире кризисной ситуации кому-то эта чернуха очень на руку». Эмоций добавил и тот факт, что в «провокационной картине» снимались известные российские артисты.

К сожалению, протестующие ветераны не захотели понять смыслы, которые извлекает из Vae Victis! (Горе побежденных!) немецкий режиссер. И этому есть объяснение. В российских СМИ и исторических работах тема массовых бесчинств советских военнослужащих так долго находилась под запретом, что даже теперь, когда стремление к «беспощадной правде» о войне берет верх, часть ветеранов отрицает, что преступления имели место. Некоторые вообще отказываются обсуждать этот вопрос, аргументируя тем, что результат геноцида на оккупированных территориях СССР, где погибло 13,6 миллиона советских граждан, несоизмерим с потерями мирного населения Германии. Несравнимы и по времени 3,5 года насилия и издевательств над советскими людьми с 4 месяцами первого этапа оккупации Восточной Германии.

Сравнения нисколько не умаляют вклада СССР в Великую Победу над нацизмом, поскольку эпохальные события должны быть свободны от спекуляций на недоговоренностях и «белых пятнах». Виновные в совершении преступлений должны нести ответственность.

Но как возможен диалог, если в России даже не хотят познакомиться с фильмом,не дают слово режиссеру для объяснения? А ведь Фербербек, судя по его интервью в западной печати, последователен в человеческом измерении величайшей трагедии ХХ века. Он призывает немцев, пусть и с запозданием, разрушить пакт молчания, на котором строилась их семейная жизнь, когда жены не спрашивали у мужей, что они делали на фронте, а мужья не спрашивали жен, как они пережили время, когда хозяйничали русские. Один из критиков даже потребовал от Фербербека, чтобы он не задавал трудные вопросы, а, наоборот, только повторял: «Берегись! Русские!».

Конечно, затрагивая проблему преступлений против человечности, режиссер по понятным причинам многое оставил за кадром. Но этого не могут позволить себе профессиональные историки, призванные снова и снова объяснять, почему события происходили именно так, как они происходили. Те, кто свидетельствует о преступлениях советских военнослужащих, причем с акцентом на презумпцию виновности, и те, кто пытается видеть в каждом советском солдате, реально или потенциально, насильника и ставить знак равенства между вермахтом и Красной Армией, не могут игнорировать принципиально разную природу совершенных ими преступлений.

Ключевое значение имеют причины и механизмы «ненормальной» войны, появление приказов, объявивших военную необходимость руководством к действию.

Известно, что политическое и военное руководство Германии с самого начала, еще до того, как вообще могла возникнуть проблема стратегических или тактических «необходимостей», потребовало от солдат готовности к противоправным, преступным действиям. 30 марта 1941 года, на секретном совещании, Гитлер, выступая перед 250 генералами, войскам которых предстояло участвовать в операции «Барбаросса», заявил, что «речь идет о борьбе на уничтожение». Понятно, что немцы, призванные в вермахт, будучи гражданскими лицами, подвергались ежедневной «промывке мозгов».

Красная Армия не получала подобных директив, не было у СССР и жестоких намерений уничтожать немецкое гражданское население как низшую и неполноценную расу. Однако сами по себе действия оккупантов на советской территории и огромные жертвы, понесенные советскими людьми за годы войны, предопределили распространение в армии чувств ожесточения и жажды мести. Усиливала эти настроения - неизбежные в наступавшей армии, которая своими глазами видела «результаты» оккупационной политики, - и официальная пропаганда. Огромное число статей, репортажей, корреспонденций показывали «звериный» облик врага и мобилизовывали советских солдат и офицеров на скорейшее уничтожение немецкой армии.

Обстановка, сложившаяся в связи с выходом Красной Армии на границы СССР, делала задачи командования по предотвращению преступлений против мирного населения предельно сложными. Многочисленные эксцессы вызвали большое беспокойство руководителей освободительного движения восточноевропейских стран.

Однако поступающие сигналы вызывали резкое раздражение у Сталина, считавшего несправедливым распространять проступки отдельных офицеров и солдат на всю Красную Армию. Тем не менее, 19 января 1945 года Сталин подписал приказ, который требовал не допускать грубого отношения к местному населению на освобождаемых территориях. Этот приказ был доведен до всех солдат и офицеров. Последовали и соответствующие распоряжения Военных советов фронтов, командующих армиями, командиров дивизий и других соединений, чтобы, как заявил Сталин, «очарование нашей Красной Армией не сменилось бы разочарованием». Одновременно маршал Г.К.Жуков предостерегал свои части, чтобы во время наступления на Берлин и оккупации Германии они концентрировались на своих воинских обязанностях.

Однако сдерживающая роль приказов не могла преодолеть влияние на совершение противоправных действий косвенных обстоятельств- всеобщую эйфорию, неизбежное попустительство, цепную реакцию на негативный пример, использование распоряжений, которые противоречили друг другу. К примеру, до капитуляции Германии следовали наказания за имущественные преступления, но после капитуляции политическое и военное руководство делало вид, будто в Германии все в порядке. Не было ни разрешающих, ни запрещающих актов по поводу использования и конфискации личного имущества немецких граждан. Все было отдано на откуп победителям. И только 9 июня 1945 года, т.е. спустя месяц после капитуляции, постановлением ГКО была упорядочена раздача трофеев.

Безусловно, мы бы упростили проблему, если бы решили свести причины преступлений только к «необходимостям», конфликтам, возникавшим по поводу выполнения противоречащего законам приказа. Неизбежная дегуманизация, вызванная тремя годами войны, была одной из причин преступности. В то же время у некоторых очевидцев взятия Берлина поведение солдат и офицеров Красной Армии оставило противоречивое, двойственное чувство. Английская аристократка Дж. Редсдейл в начале мае 1945 года писала своей подруге: «Вчера видела, как двое молодых русских солдат бьют мальчика-фольксштурмиста. Били сильно, но недолго - вмешался пожилой русский, стал их растаскивать.... Я знаю твое отношение к русской литературе, к русским и потому приглядываюсь. По-моему, от русских ожидали большей жестокости. А они скорее просто грубы, да и то часто от безмерной усталости. Я говорила с одним русским переводчиком из штаба 1‑го Белорусского фронта, рассказала тот эпизод, когда за мальчика-немца вступился пожилой солдат. Он объяснил так: что ж, понятно, пожалел ребят. И увидев в моих глазах вопрос, добавил: «Ненавидеть тяжело. Любить хочется».

В ситуациях, когда не знаешь, как поведет себя немецкий оккупант или советский освободитель, мирное население вынуждено было искать способы самозащиты или самоспасения. И это также важно иметь в виду при раскрытии природы преступлений. Режиссер Фербербек подробно раскрывает эту трагическую сторону жизни берлинских женщин. Чтобы избежать изнасилования и унижения сначала русские, а затем немецкие женщины нередко обезображивали свои и своих дочерей лица, калечили себя, а иногда кончали жизнь самоубийством. В секретном докладе заместителя наркома внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1‑му Белорусскому фронту И.А.Серова наркому Л.П.Берия от 5 марта 1945 года сообщалось, что в Германии самоубийства взрослых и особенно женщин с предварительным умерщвлением своих детей приобрели массовый характер. И русские, и немецкие женщины научились прятаться во время «часов охоты» солдат и офицеров. Многие женщины были вынуждены «добровольно отдаться» одному солдату в надежде, что он защитит от других. В условиях же оккупации суровым испытанием становился голод, который «тонкой линией» отделял военные изнасилования от военной проституции. К примеру, после сдачи Берлина город сразу же наполнился женщинами, торгующими собой за еду или альтернативную валюту - сигареты. В экстремальных условиях причудливым образом смешивались прямое насилие, шантаж, расчет и настоящая привязанность.

Возвращаясь к немецкому фильму, важно не упустить, что он является горьким упреком для России вот в каком плане. В постсоветскую эпоху мы так и не осмелились говорить в полный голос о нашей трагедии, не нашли щадящую форму, чтобы, преодолев унижение, стыд, боль, страдания, обо всем, что случалось на советской оккупированной территории, рассказали сами женщины. И чтобы это стало известно всем, но прежде всего тем, кто ставит сегодня страдания немцев на первое место. Взять хотя бы забытые дела Чрезвычайной государственной комиссии «по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников» (июнь 1941 - декабрь 1944 гг.). В них зафиксировано 54 тысячи 784 акта о зверствах гитлеровских преступников в отношении мирных граждан Советского Союза. Приводимые сведения включают такие преступления, как использование гражданского населения в ходе военных действий, насильственная мобилизация мирного населения, расстрелы жителей и уничтожение их жилищ, изнасилования, охота за людьми - невольниками для германской промышленности. Все эти акты доступны исследователям, но крайне слабо обработаны, в том числе как массовый источник.

С приближением памятных дат новых дискуссий не избежать. Но они нисколько не уменьшат высокую оценку героизма советских солдат, а позволят приблизиться к пониманию природы войны, позволят ответить на вопрос, который перед смертью поставил писатель Виктор Астафьев. Русские выдержали испытание войной. Выдержат ли они испытание всей правдой о войне?

ИСТОЧНИК

* * *

Интервью с Максом Фербербеком, режиссером и сценаристом фильма "Безымянная. Женщина в Берлине"

- Когда вы, немецкий режиссер и уроженец Германии, впервые услышали об изнасилованиях немок советскими солдатами?

- Еще в детстве я слышал о 'русском'. Это был непредсказуемый опасный враг. А об изнасилованиях 1945 года я впервые услышал в школе, на уроке истории. Мне было лет семнадцать, это был, должно быть, 1967 год. Но тогда это было как бы абстрактное знание, просто в голове остался образ русского, который был чем-то опасен для женщин. А через 40 лет мне попалась в руки книжка безымянного автора 'Женщина в Берлине, записки 1945 года'. Меня привлекла какая-то болезненная искренность женщины-автора. Чем дольше я ее читал, тем больше удивлялся отваге автора.

- И зачем же уроженке Берлина, собиравшейся и дальше жить в этом городе, нужно было записывать в дневнике все подробности того, как ее насиловали красноармейцы?

- Она просто хотела понять, что же с ней произошло. И она дает беспощадный к себе отчет о том, что произошло. Мысль о фильме пришла мне на ум, когда я прочел описание ночи любви, которую она провела с русским майором. В тот момент я многое понял. Несмотря на насилие, которое ей пришлось вытерпеть от русских, она все же смогла увидеть в этом майоре человека. Она как бы нарушает табу, некий запрет, накладываемый обществом на такие чувства.

Русские для нее теперь - это не просто орда насильников, но и отдельные нормальные люди. Не все полтора миллиона красноармейцев в Берлине были насильниками и убийцами. Странно, но эта книга дала мне понять, что мы, немцы, не имеем понятия, из кого же состояла на самом деле Красная Армия. Нам нужно сделать из нее врага, который был бы таким же злым и жестоким, как мы. Писательница, пожелавшая скрыть свое имя, показывает, как немецкие женщины влюблялись в героев Вермахта, как они, будто сумасшедшие, превозносили Гитлера. В ее записях отмечается, кстати, с каким отчуждением изнасилованные женщины смотрели впоследствии на своих мужей, сломленных войной, с которой они возвращались. Прочитав это, я сказал самому себе: ты теперь так много знаешь об этой женщине, что будешь просто подлым трусом, если не сделаешь о ней фильм.

- Но ведь книга вышла еще в 1959 году. Почему же полстолетия немцы не хотели ее читать?

- Вот тут мы и выходим на тему 'запретных зон' в разговорах между людьми в послевоенный период. Не задавая вопросов, легче было прожить эти трудные годы. Жены никогда не спрашивали у мужей: а что ты делал на фронте? А мужья не спрашивали в ответ: а как ты пережила время, когда тут хозяйничали русские? Вся семейная жизнь строилась на этом пакте молчания. Отмечалось не раз, что имидж мужчин ухудшился, что в глазах женщин мужчины глубоко пали. Мужчины были слабыми, и женщины вынуждены были полагаться на себя, отстраивая разрушенную страну. Восстанавливать женщинам пришлось не только улицы и дома, но и внутренне сломанных мужчин, своих мужей. Цель была - дать мужчине возможность вновь сесть в торце стола в качестве главы семьи. За это приходилось платить молчанием...

В американском издании книжки я нашел кусок газетной бумаги с рецензией на нее, вырезанный из немецкой газеты 1959 года. Женщина-журналистка писала, что эту 'мерзостную' книжку читать не стоит, что ее автор позорит имя немецкой женщины. Между тем цель писательницы в этом-то и состояла - показать, как ведут себя женщины, которым удается то, что в глазах общества удаваться ни в коем случае не должно. Автор книги, например, испытала оргазм с русским майором. Написать об этом - довольно отважное решение.

Откуда такая острая критика со стороны рецензента? Дело в том, что книжка рассказывала, как много женщин искали у русских защиты. Они продавали свое тело, чтобы выжить. Я попробовал себе представить, что творилось в голове у женщин, которые в течение всей своей жизни не могли об этом никому рассказывать. Безымянная этот шаг сделала. Она рассказала о женщинах, которые жили как проститутки, спасая себе жизнь. И этого им не хотят простить.

-Их насиловали, а они думали об одном - как бы выжить. И тогда им приходила в голову мысль: вон там есть мужчина, который может меня уберечь от других, да еще и кусок хлеба дать. Это было такое столкновение крайностей в одной голове.

- В 'доокупационной' жизни 'Безымянная' - журналистка, прославляющая Гитлера...

- Русский два раза спрашивает ее: 'А вы - фашистка?' Он не может понять, как женщина может быть фашисткой. Это было обычное явление, русские задавали такие вопросы тысячи раз. В первых вариантах этой сцены Нина пыталась объясниться с майором. И тогда я сказал: 'Стоп, Нина! Настоящая 'Безымянная' никогда бы так не поступила'.

Поэтому в фильме Нина просто смотрит русскому в глаза и молчит. В этот момент она ему - ровня. Они - враги, но у них очень схожее воспитание, оба гордые. И это их привлекает друг к другу.

Когда в конце они прощаются, она плачет. Не потому, что влюбилась, а потому, что обессилела. Она не знает, как сможет жить дальше нормальной немецкой женщиной. Она чувствует, что рассказы молодого русского о зверствах Вермахта на фронте - правда. Раньше она всегда отталкивала эту мысль от себя, а теперь не может уйти от этой правды.

- Красноармеец, участвовавший в изнасилованиях, говорит ей, что в деревне у него на родине немцы могли запросто размозжить ребенку голову.

- ...И ее эти слова потрясают, но она не хочет этого показывать. Поэтому она только холодно спрашивает: ты это сам видел или от других слышал? Немецкие женщины не хотели знать о преступлениях Вермахта, они в них не верили. Все страшные дела приписывались СС, а наши ребята из Вермахта таких вещей делать вроде как не могли.

- И русский отвечает: 'Видел сам'.

- И тогда она выбегает на улицу. А там как раз какая-то другая немка, к которой пристает красноармеец, просит о помощи. И главная героиня нашего фильма, которая благодаря знанию русского языка до этого момента помогала всем, просто проходит мимо. Для меня это - переломная сцена. 'Безымянная' как бы переходит на другую сторону, она начинает думать как русский майор, к которому она в первый раз пришла жаловаться на его красноармейцев. В ответ на ее жалобу он спрашивает ее усталым голосом, что значат пять минут насилия по сравнению с несколькими годами войны, которые пережили его солдаты.

Дело в том, что этот майор дошел до Берлина, чтобы закончить войну. Он не колеблясь убивает двух немцев с белыми флагами. Он повидал столько крови и мучений, что какая-то немка, жалующаяся на сексуальное насилие, его вовсе не интересует...

- Но ведь жительницы Берлина не были типичными гражданками Рейха. Гитлер их терпеть не мог, а Геббельс обвинял в нежелании работать в промышленности...

- Известно из многих воспоминаний, что берлинки, даже когда смерть стучалась им в окна, элегантно одевались и красили губы. Критики, которые обвиняют меня в том, что в моем фильме бедные горожанки выглядят как кинозвезды, - просто недоучки. Они не знают, что в те дни жительницы Берлина даже хлеб меняли на косметику. Они не знали, доживут ли до конца сегодняшнего дня, но хотели выглядеть красивыми. Историки сообщают о 2 миллионах изнасилованных немок, так вот в Берлине их было где-то 110 тысяч.

- В немецкой деревне Вильденхаген, в 100 километрах от Берлина, в январе 1945 года перед приходом русских местные жительницы совершили коллективное самоубийство, убили даже собственных детей... Слухи об изнасилованиях, совершаемых советскими солдатами были настолько жуткими, что женщины сами накидывали дочерям петлю на шею.

- Этот страх был результатом пропаганды. В те времена часто злоупотребляли угрозами самоубийства. Гитлер в 'Майн кампф' несколько раз грозил: либо я того-то и того-то достигну, либо совершу самоубийство. Это один из главных вопросов нашего фильма: в каком психологическом состоянии должен быть народ, чтобы читать о подобном поведении серьезно и принимать такое поведение за образец?..

- Немцы не хотят смотреть ваш фильм?

- В Германии смотрят в основном женщины, мужчины его довольно уверенно отвергают...

- Журнал Spiegel критикует вас за то, что в фильме не показано достаточно ясно, кто жертва, а кто - палач.

- Но это же просто глупо. Я три года работал над этой темой и знаю ее неплохо. Если Безымянная и хотела оставить у нас какое-то впечатление, то уж точно не глупую уверенность, а двусмысленность тех дней и решений, которые принимали те женщины. Все: итальянцы, французы, англичане, американцы - все снимают фильмы о Третьем рейхе. А теперь, когда за эту тему берется немец, появляются критики, которые его хотят за это убить.

'Безымянная' показывает, как много было женщин, которые искали у русских защиты... Был и позитивный образ русского, который повторяется в дневниках женщин. Всегда попадался такой солдат или офицер, который приносил хлеб, играл с детьми. Солдат - это такая военная машина. Чтобы он стал опять человеком, надо эту машину остановить. Это сложный процесс. А ведь война кончилась только в Берлине. Так что если и были 100 тысяч насильников с красными звездами, то были еще 1,4 млн. солдат, которые не насиловали. А теперь какой-то идиот из газеты требует от меня, чтобы я повторял: 'Берегись! Русские!'
Источник



* * *

«Женщина в Берлине» - душераздирающий взгляд на романтические отношения в истерзанной войной Германии

Шон Фрэнсис Кондон

Взлетевший к международной известности после своего первого исследования запрещённой любви в истерзанном войной Берлине, Германия, писатель и режиссёр Макс Фарбербок поначалу не хотел возвращаться к тем временам в своём новом мучительном фильме о реальной жизни, «Женщина в Берлине».

Фильм, в котором Нина Хосс играет журналистку, практически погребённую под обломками распадающейся империи, когда советская Красная Армия оккупирует Берлин в 1945 году, представляет собой беспощадное описание насилий и жестокости, которым подвергаются немецкие женщины, и решение одной из них вступить в будущее на своих собственных условиях.

– У этой женщины было столько мужества пойти на то, чтобы сделать трудное признание, что она однажды испытала чувства, – говорит Фарбербок о романе главной героини с майором Красной Армии. – Я считаю это очень, очень храбрым поступком.

– Когда она писала об этом, она сказала: «Я знаю, что я уже не тот человек, на котором можно построить государство.» А я думаю наоборот. Она-то как раз та, кто могла это сделать, потому что иногда молчание по важному вопросу это худшее, что можно сделать для страны.

Фарбербок, родившийся в 1950 году в Баварии и получивший образование в основном в Мюнхене, завоевал мировое признание в 1998 году за свою дебютную картину «Эйми и Ягуар», в которой актриса Мария Шрейдер играла еврейку – тайную любовницу жены решительного немецкого солдата (сыгранной Джулианной Колер). Фильм «Эйми и Ягуар» стал международной сенсацией, принёс оживление в бизнес продаж билетов в кинотеатры и продаж DVD и заработал номинацию на премию Золотой Глобус как лучший зарубежный фильм.

В «Женщине в Берлине» Хосс играет Анониму (Anonyma – так же предварительно назывался этот фильм в Германии), настоящий анонимный дневник которой о восьми-недельном переходе власти в Берлине составил основу сценария Фарбербока.

Фарбербок говорит, что женщины в квартирных домах Берлина ночами подвергались жестоким атакам со стороны советских насильников. «Женщина в Берлине» беспощадно описывает порочность оккупации, в ходе которой Анонима, которая говорит по-русски, решает взять под свой контроль то, кому она будет принадлежать. В конце концов, она влюбляется в майора Красной Армии Андрея (Евгений Сидихин), которого этот роман компрометирует, и через которого Анонима делает символический переход к тому, каким станет новый Берлин.

– Она должна была взять всё под свой контроль, – говорит он. – Она не могла больше оставаться жертвой. Она сказала: «Теперь я буду решать, кто будет со мной. Я не собираюсь быть постоянной жертвой.» ...Это постоянное напряжение. Это тотальная оккупация человека, которая даёт эту мощную энергию, потому что таков был порядок вещей. Больше не было закрытых дверей.

Когда Фарбербок писал первый черновик сценария «Женщины в Берлине», он сосредоточился исключительно на советской точке зрения. По мере продолжения, возникло больше немецкой истории.

Прослушивание россиян на роли орды солдат Красной Армии, которые оккупировали разбитые улицы Берлина, было «скорострельным» процессом, с тридцатью 25-минутными прослушиваниями в день. Фарбербок говорит, что актёры, пробующиеся на роли, часто были тронуты до слёз этой историей.

– Я обнаружил, что русские имеют гораздо более сильную связь со своим прошлым, чем мы, – говорит Фарбербок. – Я даже не могу вам сказать. Я могу насчитать приблизительно от восьми до двенадцати-тринадцати плачущих мужчин на этих репетициях, потому что они потеряли своих дедушек и бабушек. В их семейной традиции, мы всё ещё их огромный враг.

Как и в случае фильма «Эйми и Ягуар», в котором муж Ягуар, Гюнтер, возвращается в отпуск в город, где он теряет своё положение мужчины и немца, – муж Анонимы, Герд (August Diehl), возвращается с фронта сломанным, разочарованным и подавленным необратимыми переменами в его городе, его стране и его жене.

– Анонима много пишет об этом, – говорит Фарбербок. – И она иногда использует слова настолько грубые и жёсткие, что я даже не смог принять их в фильме. Есть одна сцена, где все женщины смеются и говорят о мужчинах – это лишь небольшой пример. Это было сурово.

– Я думаю, это была первая волна эмансипации там. Они должны были избавиться от разрушения своих мужей. Они должны были избавиться от своего собственного разрушения как жён.

Хотя дата североамериканского релиза «Женщины в Берлине» ещё не известна, фильм открывается в Германии 23 октября. Фарбербок говорит, что картина «Эйми и Ягуар» заработала «на 80 процентов позитивные» отзывы на его родине и с тех пор почитается как нечто вроде классики.

– Я думаю, должен оставаться хотя бы один неотвеченный вопрос, чтобы что-то вас затронуло сегодня, – говорит Фарбербок о «Женщине в Берлине» и любом другом историческом исследовании. – Я думаю, сегодня это вопрос для женщины, которая видит, может ли она любить бабушку, которой пришлось торговать собой в качестве жены, и которая однажды испытала высокое удовольствие с русским майором. Это самая настоящая ломающая табу тема во всей истории.
Перевод Маши СИМОНЯН
Источник





Режиссер:Max Faerberboeck

Сценарий:Max Faerberboeck, Marta Hiller

Жанр:Драма

Производство: Constantin Film (GERMANY)

Год выпуска: 2008


Актеры: Евгений Сидихин,August Diehl, Juliane Kohler, Nina Hoss, Sandra Huller, Jordis Triebel,Игорь Яцко и др.

Фильм основан на анонимных дневниках немецкой женщины, которая вместе с другими женщинами скрывалась в полуразрушенном доме, когда Красная Армия вошла в Берлин. Чтобы избежать надругательств солдат Красной армии, она ищет солдата, который мог бы ее защитить. Однако ситуация осложняется, когда между ними вспыхивает чувство очень похожее на любовь…

* * *

Германию заставят "вспомнить"
"насильника-освободителя"

Фильм «Женщина в Берлине» выходит в прокат на этой неделе в Германии. «Этот фильм наверняка шокирует Германию, разбередит обиду на русских и станет толчком к диспуту о морали на войне», - пишет в этой связи британская The Times. Картина посвящена, как вы уже догадались, массовым изнасилованиям немок солдатами Красной Армии. Не дает этот сюжет покоя нашим западным партнерам.

По сей день снос монументов советским солдатам, разорение воинских захоронений встречают неоднозначную реакцию в Европе. Совсем другое дело, если под бульдозер пойдут не памятники людям, освободившим мир от фашизма, а восточным ордам оголтелых насильников, принять и оправдать которых невозможно.

«В основу сценария, - сообщает The Times, - положен дневник немецкой журналистки Марты Хиллерс, который она начала вести в берлинском бомбоубежище 20 апреля 1945 года – в день рождения Гитлера, за десять дней до его самоубийства. Она повествует, что за первые несколько дней после взятия Берлина была неоднократно изнасилована советскими солдатами. Такая же судьба постигла многие сотни тысяч немецких женщин, сообщает издание. Военные с криком "Komm Frau!" прочесывали разбомбленные города. В дневнике Хиллерс сообщается, что они предпочитали толстух; описывается сцена, как солдаты долго гонялись между руин за женой местного булочника, пока не повалили ее на землю».

Сценарий фильма не отличается оригинальностью. «Красноармейцам, по большей части малообразованным, были свойственны полная неосведомленность в вопросах секса и грубое отношение к женщинам…», - пишет в статье с говорящим названием «Они изнасиловали всех немок в возрасте от 8 до 80 лет» известный британский «историк», застрельщик темы массовых изнасилований Энтони Бивор.

Его статьи изобилуют жуткими подробностями о насилии в стенах монастыря, роддома («беременные и только что родившие были все изнасилованы без жалости»), статистическими данными: «Хотя как минимум 2 миллиона немок были изнасилованы, значительная их часть, если не большинство, стали жертвами групповых изнасилований». Творчество г-на Бивора не отличается ссылками на документы, а приведенные выше цифры появляются в его работе с таким предисловием: «Один доктор подсчитал, что…» Это, впрочем, не мешает средствам массовой информации широко тиражировать его измышления.

В случае с новым немецким фильмом сообщается, что автор дневника Хиллерс умерла в 2001 году. Ранее она издала дневник анонимно, опасаясь реакции на свои откровения. В 1950-е годы книга была опубликована в Великобритании и США, но немецкое издание было подвергнуто остракизму.

«Впоследствии, - пишет газета, - историки занялись вопросом об изнасилованиях, но немцы уклоняются от разговоров на эту тему – им было больно вспоминать о своих бабушках в таком ключе». В общем, свидетельства уровня Бивора, анонимный дневник, приписываемый умершей 7 лет назад женщине, и удивительно похожие откровения: «полная неосведомленность в вопросах секса», «охотились на толстух» и т.д.

К статье The Times приложены и кое-какие статистические данные. Из них следует, что «в 1945-1948 годах в Германии делалось по 2 млн. абортов в год. В 1947 году советские власти ввиду эпидемии венерических болезней были вынуждены ввести суровые наказания для своих военнослужащих за связи с местными жительницами». Таков фактический материал.

Проблема массового распространения венерических болезней в Германии 1945 года, впрочем, относилась не только к местным женщинам. Известный историк В.Земсков в статье, посвященной репатриации на Родину угнанных на работу в Германию советских граждан отмечает: «С медицинской точки зрения предварительная изоляция репатриантов перед отправкой в СССР была совершенно необходима, так как в их среде были распространены различные инфекционные заболевания, причем удручающе много отмечалось зараженных гонореей и сифилисом».

При этом отмечается, что первоначально Управление по делам репатриации пыталось избежать создания охраняемых палаточных лагерей для репатриантов на оккупированной территории. Людей размещали в жилом секторе, на квартирах местных жителей. Но после ряда случаев самосуда над бывшими «хозяевами» от такой практики пришлось отказаться. Были приняты меры, чтобы защитить немцев от их «работников».

Конечно, отношения советских солдат с населением оккупированных территорий складывались неоднозначно. Иначе не появился бы приказ И.В.Сталина от 19 января 1945 года с требованием не допускать грубого отношения к местному населению. Вновь этот вопрос был поднят 20 апреля 1945 года, когда за подписью Сталина была издана Директива Ставки верховного главнокомандования об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. В ней требовалось «изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским».

Объективные предпосылки для появления таких приказов, безусловно, были. В сборниках историка А.Драбкина «Я дрался на…» собраны расшифровки интервью с ветеранами ВОВ. Вот фрагмент записи воспоминаний ветерана Борисова Михаила Федоровича: «Желание мстить, когда вошли на немецкую территорию, было. Ребята иногда придут в дом, дадут очередь из автомата по разным портретам, по шкафам с посудой… И в то же время я видел своими глазами, как полевые кухни кормили местных жителей. Вскоре после перехода границы Германии был издан приказ, регламентирующий поведение на оккупированной территории. Хотя до этого мы знали одно – убей немца, и четыре года жили этим. Этот переход давался очень тяжело. Судили многих».

За соблюдением приказа следили жестко. Не стоит забывать, сколь «заорганизованной» структурой была РККА. За соблюдением воинской дисциплины, морального и политического состояния бойцов следили как непосредственные командиры, так и политработники. Соблюдение законности контролировали Особые отделы и органы военной прокуратуры. Кроме того, в частях действовали партийные и комсомольские организации.

Показательный случай вспоминает ветеран Василий Павлович Брюхов. Он рассказывает о судьбе своего сослуживца, командира танка лейтенанта Иванова с Белгородчины. Румыны сожгли его деревню, в подожженном сарае погибла жена Иванова и двое маленьких детей.

Часть оказалась на территории Румынии, в городе Крайово: «выпили и пошли с механиком искать молодку… Зашли в дом, в комнате молодка лет двадцати пяти сидит, пьют чай. У нее на руках полуторогодовалый ребенок. Ребенка лейтенант предал родителям, ей говорит: «Иди в комнату», а механику: «Ты иди, трахни ее, а потом я». Тот пошел, а сам-то пацан, с девкой связи не имел. Он начал с ней шебуршиться. Она, видя такое дело, в окно выскочила и побежала. А Иванов стук услышал… Ну он ей в вдогонку дал очередь из автомата. Она упала. Они не обратили внимание и ушли… На следующий день приходят ее родители с местными властями к нам в бригаду. А еще через день органы их вычислили и взяли – СМЕРШ работал неплохо… На третий день суд. На поляне построили всю бригаду, привезли бургомистра и отца с матерью… Объявили приговор: «Расстрелять перед строем. Построить бригаду. Приговор привести в исполнение»…

Действительно, одним из первоочередных действий командования советских войск на оккупированных территориях было налаживание взаимодействия с местными властями и полицией.

Но не стоит думать, что само немецкое население проявляло к советским войскам исключительно братские чувства. Архивы хранят большой массив документов по этой теме. Так, в донесении члена Военного совета 1-го Украинского фронта от 4 апреля 1945 г. читаем: «Отношение немецкого населения к Красной Армии на ранее занятой территории Германии остается враждебным. Они совершают диверсионные акты и помогают скрываться немецким солдатам, оставшимся в тылу войск фронта. Так, во время боев немецкое население города Штренгау всячески вредило нашим подразделениям…»

В Докладе военного прокурора 1-го Белорусского фронта о выполнении директивы Ставки ВГК об изменении отношения к немецкому населению от 2 мая 1945 года отмечалось: «Насилиями, а особенно грабежами и барахольством, широко занимаются репатриированные, следующие на пункты репатриации, а особенно итальянцы, голландцы и даже немцы. При этом все эти безобразия сваливают на наших военнослужащих. … Есть случаи, когда немцы занимаются провокацией, заявляя об изнасиловании, когда это не имело места. Я сам установил два таких случая. Не менее интересно то, что наши люди иной раз без проверки сообщают по инстанции об имевших место насилиях и убийствах, тогда как при проверке это оказывается вымыслом».

Однако, несмотря на столь напряженную обстановку, ветераны в своих воспоминаниях сходятся: в целом отношения с мирным населением складывались нормально – насколько это вообще возможно в условиях боевых действий. Артиллерист Назаров Борис Васильевич вспоминает: «Вокруг наших батарей было очень много немецких беженцев, безоружных немецких солдат, потерявших свои части. Отношение с ними было мирное, они нас даже подкармливали».

Танкист Родькин Арсентий Константинович вспоминает, как в январе 1945 года в их часть пришел немец и принес коробки с нерозданными новогодними подарками. А Петр Ильич Кириченко вспоминает такой случай, произошедший с ним в Пруссии: «Я спускаюсь в подвал. Сначала темно, ничего не вижу. Когда глаза немного привыкли, увидел, что в огромном помещении сидят эти немцы, гул идет, детишки плачут. Увидели меня, все затихли и с ужасом смотрят – пришел большевистский зверь, сейчас он будет нас насиловать, стрелять, убивать. Я чувствую, что обстановка напряженная, обращаюсь к ним по-немецки, сказал пару фраз. Как они обрадовались! Потянулись ко мне, часы какие-то протягивают, подарки. Думаю: «Несчастные люди, до чего вы себя довели. Гордая немецкая нация, которая говорила о своем превосходстве, а тут такое раболепство». Появилось смешанное чувство жалости и неприязни».

Встречались и курьезные случаи. В донесении начальника политического отдела 8-й гвардейской армии о поведении немецкого населения в занятых пригородах Берлина от 25 апреля 1945 г говорится: «В населенных пунктах Вильгельмсхаген и Рансдорф работают рестораны, где имеются в продаже спиртные напитки, пиво и закуски. Причем владельцы ресторанов охотно производят продажу всего этого нашим бойцам и офицерам на оккупационные марки… некоторые военнослужащие поступают явно неправильно, разбрасываясь оккупационными марками. Например, литр пива стоит 1 марку, а отдельные военнослужащие платят по 10 - 20 марок, а один из офицеров отдал за литр пива дензнак достоинством в 100 марок. Начальник политотдела 28 гв. ск полковник Бородин приказал владельцам ресторанов Рансдорфа закрыть рестораны на время, пока не закончится бой» (выд. авт).

Показательными являются и меры, которые советское командование считало первоочередными на оккупированных территориях. Огромное внимание уделялось вопросам снабжение местного населения. 2 мая 1945 года член Военного совета 5-й ударной армии генерал-лейтенант Боков определял основные задачи военных комендатур в Берлине:

«Выявление и учет продовольственных запасов для снабжения населения района, пуск в ход коммунально-бытовых и пищевых предприятий: водопровода, электростанций, канализации, мельниц, пекарен, булочных, консервных заводов, кондитерских и т. д., организация торговли хлебом, картофелем, мясом и изделиями легкой промышленности по удовлетворению нужд населения, открытие бань, парикмахерских, больниц, аптек, швейных и сапожных мастерских».

11 мая были утверждены нормы снабжения продовольствием населения оккупированного Берлина. В Постановлении Военного совета 1-го Белорусского фронта сказано: «...Исходя из установленных ГОКО норм снабжения продовольствием г. Берлина в среднем на одного человека в день: хлеба - 400 -450 г, крупы - 50 г, мяса - 60 г, жиров - 15 г, сахара - 20 г, кофе натурального - 50 г (выд. авт), чая - 20 г, картофеля и овощей, молочных продуктов, соли и других продовольственных товаров - по нормам, установленным на месте, в зависимости от наличия ресурсов… доложить Военному совету свои соображения о возможных нормах и порядке выдачи молочных продуктов (выд. авт.) населению Берлина, а также о возможности передачи минимально необходимого самоуправлению Берлина молочного скота из числа трофейного».

Все это, конечно, не отрицает отдельных инцидентов как в Берлине, так и на других оккупированных территориях. Важно, однако, понимать, что преступные действия жесточайшим образом пресекались командованием. Перед строем расстреливали своих, героев, прошедших войну и дошедших до Берлина. Эти жестокие меры предпринимались с целью не допустить насилия над мирным населением. Напротив, огромные силы были затрачена на то, чтобы уберечь гражданских лиц, накормить, снабдить всем необходимым, в том числе молоком и кофе.

Конечно, подавая историю в стиле Бивора или фильма «Женщина в Берлине» нетрудно добиться эффекта «наверняка шокирует Германию, разбередит обиду на русских». Если историю тщательно забыть, а потом заменить ее эрзацами, так и случится. Нетрудно поднять в таких условиях «диспуту о морали на войне». Нужно только вспомнить и Валентина Пикуля, который так описывает ситуацию в западной зоне оккупации:

«Нюрнберг! Как он был страшен в те годы... Американский солдат, удовлетворяя половой инстинкт прямо в подворотне, грубо сказал раскрашенной немке:
- Не все в Германии так уж и погано, как об этом писали в наших газетах. Благодарю вас, фрау!
Немка заплакала от женского стыда:
- Я ведь не проститутка... вдова капитана! У меня трое голодных детей, а что получишь от вас по карточкам?
"Джи-ай", ухмыльнувшись, протянул ей чулок:
- Можешь обменять на кофе... идет?
- А где второй?
- Если хочешь иметь пару, то второй получишь завтра на этом же месте. Сам я не приду, но пришлю вместо себя своего хорошего друга - со вторым чулком!..»

Об этих эпизодах западная пресса отчего-то предпочитает не вспоминать.

Дмитрий Лысков
21.10.2008 Источник: Правда.Ру


* * *

23 октября на экраны немецких кинотеатров выйдет фильм «Безымянная: Одна женщина в Берлине» (Anonyma – Eine Fran in Berlin). В основу фильма лег якобы подлинный дневник немецкой женщины.

На страницах этого дневника безымянная немецкая женщина рассказывает об ужасах советской оккупации Берлина. В последние месяцы Великой Отечественной войны, когда фронт неумолимо приближался к столице Третьего Рейха, ведомство Геббельса запугивало немцев ужасами азиатского нашествия. Придут русские и будут убивать мужчин, а всех женщин – вне зависимости от возраста – насиловать.

Немногих выживших угонят в Сибирь убирать снег. В годы холодной войны западные пропагандисты использовали многие наработки Геббельса. Но использовать передовицы из «Фелькишер беобахтер» о массовых убийствах мирных граждан советскими солдатами было сложно – после массовых убийств, как правило, остаются братские могилы, а их на территории Восточной Германии не было.

Гораздо проще и эффективней, с точки зрения пропаганды, было рассказывать о массовых изнасилованиях. Вещественных доказательств и ссылок на документы в этом случае не требуется. Можно ссылаться на устные рассказы. Или, как в случае с фильмом «Одна женщина в Берлине», можно сослаться на якобы подлинный анонимный дневник, изданный после смерти автора.

Читая произведения западных историков (например, «Падение Берлина» Энтони Бивора), можно подумать, что русские в своей стране размножаются почкованием или крадут младенцев у жителей окрестных стран. И только придя в Европу, русские открыли для себя секс с женщиной. В подлинности дневника, ставшего основой нового фильма, сомневаются многие журналисты и историки на Западе.

Но у создателей фильма никаких сомнений нет.

Этот фильм можно поставить в один ряд с пропагандистским «шедевром» латвийских кинематографистов – документальным фильмом Soviet Story, снятым на деньги Европарламента. Советская история, по версии авторов этого фильма, состояла из массовых казней. Ничего другого в ней не было, и быть не могло. В странах Прибалтики этот фильм заставляют смотреть школьников.
Источник
* * *

РБК daily: Женщина в Берлине как миф о России

"Германия пытается снять с себя чувство вины за Вторую мировую войну с помощью важнейшего из искусств, которым, как известно, является кино. В прокат там выходит фильм Без имени. Женщина в Берлине (Anonyma - Eine frau in Berlin), посвященный ужасам периода оккупации немецкой столицы советскими войсками в 1945 году, пишет в своей статье Николай Ивашов в газете РБК daily.

Журналист также считает, что в экранизации дневников некоей фрау, приписываемых журналистке Марте Хиллерс (автор дневников хотел сохранить свою анонимность), просматривается попытка некоторых западных сил подлить масла в огонь разгорающейся новой холодной войны.
"А заодно - реабилитировать через экранные муки, принятые от "советских варваров", немецкий народ. Прежде всего - в собственных глазах. Наличие комплексов перед своей историей не вписывается в вызовы текущего дня, на повестке которого вырисовывается очередное противостояние с наследницей СССР - Россией. Той Россией, о народе которой, по словам урожденной немки Екатерины II, было выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, сколько ни о каком другом", - подчеркнул корреспондент.

Он также ссылается на то, что даже сам факт подлинности дневника до сих пор вызывает большие сомнения и споры. Ивашов напоминает, что дневник был опубликован в разгар холодной войны. Рукописи никто не видел - публикация осуществлялась по машинописной копии.

"Тогда - в бурные 60-е годы, - чтобы скомпрометировать СССР, в ход шло абсолютно все - от карикатур в газетах до откровенных фальшивок на кинопленке", - отмечает журналист.

Отметим, что в киноленте Без имени. Женщина в Берлине, которая сегодня выходит в немецкий прокат, сыграл известный российский актер и телеведущий Евгений Сидихин, сыгравший в сериалах Бандитский Петербург, Крутые повороты, фильмах Антикиллер, 27 украденных поцелуев и др.

Сидихин исполнил роль русского офицера, у которого ищет защиты главная героиня фильма после того, как над ней несколько раз надругались солдаты Красной армии.

"Наличие российского актера подразумевает, что создатели фильма рассчитывают вывести его помимо немецкого и на кинорынок РФ", - считает корреспондент РБК daily.

Он полагает, что Женщина в Берлине, скорее всего, найдет в России своего зрителя:

"Мазохизму некоторой части отечественных киноманов, влюбленных в больших специалистов по части "накостылять проклятым русским" - Индиану Джонса и Джеймса Бонда, - удивляться уже не приходится. Найдутся и готовые поверить в очередной киномиф о России".

Ивашов утверждают, что "отыщутся и беспредельно жадные прокатчики, готовые зарабатывать, например, на светлой памяти белогвардейских героев, но при этом, почему-то, эстетски поплевывать на память двадцати с лишним миллионов соотечественников, оставшихся на полях Великой Отечественной".

Журналист подчеркнул, что факты массовых изнасилований жительниц Берлина советскими солдатами за последние 60 лет так и не нашли документального подтверждения.

"В отличие, например, от фактов настоящих, а не киношных или литературных зверств гитлеровцев в России. Западные журналисты, впечатленные прочитанным в дневнике, неоднократно пытались раскопать хоть какие-нибудь свидетельства тотального насилия над женщинами на берлинских улицах в мае 45-го. Но тщетно", пишет корреспондент РБК daily.

Тем временем западные критики считают, что фильм, возможно, подтолкнет Германию к катарсису. Немцы относятся к России неоднозначно - нервозное уважение к ее мощи и воле уживается со страхом, а порой с восхищением выносливостью русского народа. Признание этой страницы истории - одной из последних неразрешенных проблем в российско-германских отношениях - либо разрядит напряженность, либо ее усилит.

Источник
* * *

Ценнейший документ или фальшивка?

Анонимный дневник, описывающий взятие Берлина Советской армией с точки зрения мирной жительницы немецкой столицы, стал предметом спора журналистов и историков, ставящих под сомнение подлинность документа.

«Женщина в Берлине» Неизвестной (Anonyma, «Eine Frau in Berlin», изд-во Eichborn, 2003) вышла летом прошлого года. Книга не стала сенсацией, но тираж стабильно раскупается, и внимание публики растет постепенно, хотя и приглушенно. В частности, популяризацией книги занимаются в первую очередь не историки, а общественные организации в помощь жертвам сексуального насилия. Это соответствует трудной теме книги. Массовые изнасилования немецких женщин солдатами Советской армии – факт, хорошо известный как историкам, так и свидетелям времени. Но он никогда не становился темой широкого обсуждения. Слишком непросто и неоднозначно здесь падает тень вины. Слишком трудно выбрать верный тон. И слишком редко жертвы насилия находят мужество предъявить обвинение преступникам.

Именно поэтому и важен такой документ, как этот дневник весны – лета 1945-го. Его автор – женщина около тридцати лет, образованная, самостоятельная, повидавшая мир, знающая языки, в том числе русский. Она даже жила какое-то время в России. Все это не спасает ее от участи ее соседок по дому, бомбоубежищу, подруг и соотечественниц. Первый вопрос женщин, встречающихся в Берлине в сорок пятом: «Сколько раз?..»

Стиль изложения поражает трезвостью, полным отсутствием жалости к себе. Взгляд на русских «хулиганов» – это слово преподал Неизвестной плечистый майор, которого она завела себе как «волка, для защиты от волков», – спокоен и объективен. Некоторые читатели и критики удивлены бесчеловечной холодностью этого несентиментального рассказа. Другие находят здесь «берлинскую складку», способность к безжалостному горькому юмору, который ни с чем не спутаешь, как грубоватый голос берлинской уроженки, дочки прусского офицера, известной под псевдонимом Марлен Дитрих.

Взгляд автора дневника на русских солдат и офицеров пристален и объективен. Так же трезв анализ и там, где это касается роли немецких мужчин в том, как на излете войны женщины расплачиваются за поражение вермахта и крах Третьего рейха. Холодная объективность изложения событий не дает анализу превратиться ни в жалобу, ни в обвинение.

Публикаторы дневника сообщают, что его автор умерла в 2001 году. Ее посмертная воля запрещает разглашение имени, известного только владельцам рукописи. Первая версия дневника уже в конце пятидесятых годов была опубликована в США и в Швейцарии. Новое издание, первое в Германии, было осуществлено по настоятельному желанию Ханса Магнуса Энценсбергера (Enzensberger), известного поэта, редактора поэтических антологий и литературных серий. Ему удалось через посредников получить согласие автора дневника на посмертное издание. Издание осуществлено не по рукописи, а по машинописи, которая сделана в сороковых годах с некоторыми исправлениями.

Все это распаляет профессиональную подозрительность журналистов и историков. С января не утихают споры относительно подлинности дневников. Защищая тайну Неизвестной, владельцы рукописи и издатели создали вокруг нее обстановку секретности. Это не помешало журналисту «Зюддойче цайтунг» Йенсу Биски (Bisky) выстроить версию предполагаемой Неизвестной – журналистки, приятельницы первого издателя дневника Курта В. Марека (Kurt W. Marek). Разоблачения Биски не дают никаких серьезных аргументов против подлинности дневника. И ничего не могут поделать с одной из темных глав военной истории. Но вот попросит ли кто-нибудь прощения у немок, поруганных «освободителями»? Сколько известно, единственную попытку – и очень спорную – решить проблему советских офицеров и немецких «фройляйн» предпринял когда-то Юрий Бондарев в своем романе «Берег».

Содержит ли текст дневника Неизвестной ее записи 45-го года, или этот текст переделывался или создавался в 1959 году – несомненно его прямое отношение к событиям, которые были, как бы ни хотелось их из памяти стереть. И прежде всего тем, кому забывать всего труднее: жертвам.

Люба ГУРОВА

* * *

Женщина в Берлине

Режиссёр Мах Фарбербок, Германия-Польша, 118 минут

«Женщина в Берлине» - это сильное и бескомпромиссное описание покорения Берлина и террора, совершаемого над его гражданками солдатами Красной Армии. Основанный на дневнике анонимной журналистки, «Женщина в Берлине: Восемь недель в покорённом городе», фильм передаёт страх и безнадёжность женщин, порабощённых из-за своего пола, и в то же время служит свидетельством устойчивости женского духа.

Хороший бизнес в Германии фильму обеспечен, тогда как широкое присутствие в России служит хорошим предзнаменованием российских доходов фильма, конечно, в том случае, если россияне готовы исследовать соучастие их героической армии в страшных событиях, происходящих на экране. В других местах будет сложной задачей убедить женщин посмотреть фильм о массовых изнасилованиях.

Фильм начинается с голоса Анонимы (Хосс) за кадром, повествующего о её собственной вере в судьбу своей нации, среди кратких воспоминаний о её стильном образе жизни и фашистских взглядах.

Фарбербок – нечто вроде специалиста по описанию жизни во время войны, и здесь он описывает место и время с цепким правдоподобием. Звуковая ярость битвы вызывает мощные образы в памяти. Изображения схваток коротки, но жестоки, пробуждая страсть крови в захватчиках, которая выражается через их либидо.

Сцены изнасилований никогда не беспричинны, с резким освещением страдающих лиц. Поначалу Анонима пытается помочь своим сёстрам-соотечественницам – оказывается, она говорит по-русски – но потом приходит её очередь. Когда становится очевидным, что нападения будут продолжаться, Анонима решает найти себе «волка», который её защитит. Она решает, что сама выберет, кому будет принадлежать.

Хосс идеально изображает эту проницательную женщину, передавая смесь страха и храбрости, которые необходимы в такой позиции. Но когда она отыскивает русского командира (Сидихин) и предлагает себя ему, она сталкивается с тем, чего не ожидает. Он не только культурный и образованный человек, он отвергает её предложение без размышлений.

Гамбит Фарбербока заключается в том, чтобы раскрыть историю, доверив дневнику задачу изучения частных моментов жизни остальных персонажей, включая русского командира, который заинтригован дерзким поведением врага. Но использование текста в фильме – это меч с двумя остриями.

Анонима прежде всего журналист, и её слова описывают её собственные борения с действиями её нации. Фильм избегает более тяжёлых политических тем и концентрируется на развитии отношений между Анонимой и командиром в те времена, когда слово «любовь» потеряло своё значение.

И всё же фильму трудно преодолеть самоуспокоение, которое приходит, когда жертвы и захватчики достигают сближения. Террор стушевывается до жалкого застоя. Эту драматическую задачу Фарбербок не решает.

Но он делает многое правильно. Волчьи улыбки солдат Красной Армии демонстрируют годы лишений. Ранние сцены показывают прячущихся немецких граждан, в то время как русские факелы выискивают и находят их, с лицами, белыми от страха. Работа видеокамеры, движущейся и преследующей по пятам хищников и их убегающие жертвы, невероятно эффектна.

Множество актёров второго плана прекрасны как один; из них выделяется работа Ирм Герман, ветерана восемнадцати фильмов режиссёра Фассбиндера, в роли тевтонской вдовы, которая также открывает средство приспособления к переходу от захватчика к оккупанту.

Всё же хочется больше узнать эту замечательную женщину. В конечном счёте, Анонима остаётся неизвестной.
Перевод Маши СИМОНЯН

ScreenDaily.com, Денис Сегин, Торонто, 14 сентября 2008 г.
Источник

Отзывы зрителей

Фильм немецкого режиссёра Макса Фербербека о немке, которая подвергается насилию со стороны вошедших в Берлин русских солдат и ищет себе защиты в лице их майора, был показан сегодня в рамках ежегодного кинофестиваля в Ньюпорт-Бич, маленьком городке в Апельсиновой области Южной Калифорнии. В фильме снимались немецкие, польские и многие русские актёры, включая Евгения Сидихина, Романа Грибкова и Александра Самойленко. Некоторые ветеранские организации уже выступили за запрещение фильма в России, и он не был показан даже на фестивале немецких фильмов в Москве. А жаль.

I.

Моя бабушка 17-летней бежала из Польши в Советский Союз от Гитлера, когда в 1939-м началась война. Отец отчима погиб на фронте. Я выросла, наученная преклоняться перед нашими воинами, на наших военных книгах и фильмах, и одним из самых трудных проблем приспособления к эмиграции для меня была невозможность праздновать День Победы в Калифорнии так, как я привыкла – на встречах с ветеранами, с песнями у Большого театра, на улице Горького и в Сокольниках.

Я смотрела этот фильм со своей, с нашей стороны, и мне стало ясно одно – этот фильм не об изнасилованиях бедных немок страшными красноармейцами.

Фильм захватил с первых минут, когда в руинах разбомбленного города на одном уровне встречаются лицо женщины и морда бродячего пса – оба одинаково грязные, с похожим тяжёлым взглядом. Люди, бегущие в подвалы, прячась от бомб, выглядели так знакомо, как в десятках виденных ранее русских фильмах о войне, только говорили по-немецки. Фрагменты лиц, глаза, подвальные тени, суматоха, тревога... Всё, что чувствуешь в эти моменты – это сочувствие, потому что мы прошли через то же самое, и мирное население ни в чём не виновато.

Даже гоготание наших солдат, въехавших в город на танках, и приставание к женщинам на улицах, а потом и прямая охота за ними не вызвали у меня ничего, кроме осознания того, что вот рота уставших от войны людей, да, распоясавшихся и позволивших себе то, что никогда не позволили бы дома, но оправдывающих себя страданиями, через которые прошли они и их страна.

– Почему Россия? Почему?! – кричит в ярости один из наших солдат, – Что вы, блин, там потеряли?

Другой, забрав у одной из женщин ожерелье, со злым недоумением показывает его товарищам:

– У них же всё есть – деньги, драгоценности, дома... Чего они, суки, на нас попёрли?

За столом в доме, в котором живут женщины, продающие себя за безопасность и еду, один из русских солдат начинает хвастать нашими военными достижениями и поносить немецких солдат.

– Не будь таким бестактным, – говорит ему другой.

– Они сами начали, – отвечает первый.

– Если бы русские сделали с нами хоть часть того, что мы с ними за последние четыре года, – говорит один немец, – то в живых не осталось бы ни одного немца.

Когда Анонима ищет контакта с майором Андреем, Маша, одна из наших солдат, говорит ей:

– Оставьте его в покое!

– Почему? – не понимает Анонима.

– Вы повесили его жену.

Майор, протекции которого хочет Анонима, устал от войны, как и все, и, пожалуй, дал своим солдатам распуститься, но только до определённого момента. Когда один из наших солдат начинает избивать гражданского немца, Андрей бьёт ему морду с абсолютной яростью.

– Приказ Сталина знаешь? – кричит он, имея ввиду известный нам приказ о недопущении грубого отношения к местному населению.

– Пристрелишь? – с издёвкой спрашивает солдат.

– Надо будет – пристрелю, – отвечает Андрей.

Люди, и немцы, и русские, показаны Фербербеком как многогранные личности в тяжёлых условиях. Да, некоторые либо насилуют, либо покупают женское внимание за еду. А грузинский солдат пытается объяснить немкам, что он хочет к жене и детям:

– Жену хочу, понимаешь? Мою фрау.

Насилия – это лишь малая часть фильма. Этот фильм – о компромиссах, на которые идут люди во время войны, об их страданиях, о том, как они преображаются и выходят за рамки привычного им самим поведения, сами тому поражаясь и иногда становясь циничными. Но несмотря на всё пройденное, майор не становится циником.

– Я хочу обнимать тебя всю жизнь, – говорит он Анониме.

– Ты в Москве, я здесь, – отвечает она, – ни у кого нет таких длинных рук.

– Попробуй, – с твёрдостью говорит он.

«Проклятый русский идеалист», позже называет его она в своих мыслях.

«Проклятый русский идеалист» отпускает её тогда, когда выясняется, что в её квартире скрывался вооружённый немецкий солдатик. Отпускает, вместо того, чтобы расстрелять. За это его «переводят» из части. «Переводят – это у них так теперь называется», – усмехается в мыслях Анонима.

– Спасибо, – говорит она майору в секунды перед его отъездом.

– За что? – спрашивает он.

– За то, что позволил себя узнать, – и тайное прощальное пожатие рук. Такое же пожатие, но не тайное, было ранее, когда она одевалась утром, сидя на постели, на которой ещё лежал полусонный он, нежное пожатие не врагу, а близкому человеку.

Когда объявляют капитуляцию Германии, и идёт всеобщее ликование солдат на улицах Берлина, за кадром звучит Гимн Советского Союза. Поют его старые слова, со Сталиным и т.д., но не воспринимаешь в этот момент страшных русских насильников, славящих Сталина, а видишь людей, радость которых бьёт через край, потому что закончена война, закончены страдания, и все пойдут по домам. И у меня были слёзы на глазах, и я подпевала беззвучно, потому что было переполнено сердце. И в конце фильма, когда уже бежали титры, и половина зала разошлась, я была не одна, кто сидел в темноте, слушая «Сердце, тебе не хочется покоя» до самой последней секундочки, пока не включили свет.

II.

Взвод молоденького лейтенанта размещается в доме в Кенигсдорфе в первые дни мая 1945 года. Лейтенант попадает в комнату, в которой сержант, описанный в других частях романа как удачливый красавец-удалец с завешанной орденами грудью, пытается насиловать кричащую сопротивляющуюся немку. Немке всего 18 лет, но это не мешает ей после того, как она спасена от насилия лейтенантом, на следующий же день быстренько соблазнить его, до этого имеющего всего лишь одноразовый интимный опыт. Лейтенант проводит в Кенигсдорфе всего пять дней и уезжает. Став знаменитым писателем, он возвращается в Германию через 26 лет. Немка всё ещё его любит – «пусть снова будет война, пусть снова стреляют, пусть меня насилуют, но только чтобы вернулся русский лейтенант».

Нет, это не «Женщина в Берлине». Это – роман писателя-фронтовика Юрия Васильевича Бондарева «Берег». Роман был написан в ранние 70-е, что может объяснить юношескую романтичность, с которой 50-летний писатель описывает страстную любовь, которой воспылала 18-летняя девушка к солдату армии, другой солдат которой только что её атаковал. Это, скорее, не наивность писателя, а наивность нашего времени; кроме того, роман был написан в рамках того, что было тогда дозволено.

Если разрешить себе немного прагматизма, то, пожалуй, не влюблённостью немки можно объяснить её внезапную «страсть» к лейтенанту, а страхом того, что насилие произойдёт опять, со стороны другого русского солдата. Этот лейтенант – главный, он её защитил однажды, защитит и опять. Она волнуется за младшего брата и, простите меня великодушно за грубость, проституирует себя хорошему лейтенанту за то, чтобы её брат оказался в безопасности.

Прошло более 30-ти лет с написания романа «Берег». Макс Фербербек снял свой фильм «Женщина в Берлине» с другой стороны вышеописанной ситуации. Он не побоялся прямо рассказать о том, как немки иногда продавали себя советским солдатам за еду и то, что в сегодняшнем криминальном мире называется «крышей».

А фронтовик Бондарев тридцать лет назад не побоялся написать о сержанте, насилующем немку. Не побоялся потому, что правды не надо бояться. Во время войны были миллионы героев, воевавших за нашу страну, но также были и полицаи, продавшиеся врагу за собственную безопасность и кусок колбасы, и были НКВДисты, пытающие собственный народ в застенках почище фашистов, и охранники в лагерях ГУЛАГа. Поэтому наивно красить всю войну белой краской и уверять, что никогда не могло быть в нашей армии солдат, которые, испытав страшнейшие душевные травмы и помня о миллионах убитых, о зверствах и насилиях, совершённых фашистами на нашей родине, захотели бы отомстить. Миллионы мстили правильно, вражеской армии в бою. Но некоторые могли мстить и мирному населению или считать «вражеских» женщин чем-то вроде трофея. Забудьте о британском историке Биворе, которого, если захотеть, можно заподозрить в анти-русской направленности. Но и Солженицын, и Лев Копелев затрагивали эту больную тему, да и Сталину не пришлось бы издавать приказ о недопущении грубого отношения к местному населению, если бы такого «грубого отношения» не было.

Фербербек, в отличие от Бондарева, не романтичен, а реалистичен, так же как и его главная героиня. Политики слева и справа могут говорить о том, как ужасны русские; борцы за женские права могут возмущаться насилием над женщиной и раздувать количество жертв изнасилований до миллионов. По моему скромному мнению, в число миллионов явно включены те, кто, как Анонима и Эмма Герберт, проституировали себя для того, чтобы обеспечить себе безопасность и еду, а таких, пожалуй, намного больше. Фербербек не занимается ни политикой, ни феминизмом – он показывает, как война меняет судьбы и характеры людей, на примере одной частной истории. Что и должен делать художник.

Нам бы не объявлять русских актёров, снявшихся в фильме, предателями, не запрещать бы фильм к показу, демонстрируя всему миру, как мы затыкаем себе глаза и уши, а рассматривать этот фильм тем, что он и есть – художественным описанием частных фактов. Если бы мы это сделали, то уважать нас можно было бы больше, потому что сила вызывает уважение, а сила – и в том, чтобы уметь признавать свои ошибки.

Тем более, что фильм - прекрасен.

Источник