 |
|
«Я актер. Это моя территория любви»
|
|
14 октября 2003
– Как живется Евгению Сидихину в образе Боярова?
– Тяжело. Тем более, что сам Сидихин не совсем согласен с ним. Но работа актера вторична, и против автора, как бы, не попрешь. Мне не нравилось, что Бояров – «афганец» на воротах стоит, каратист... Слишком много. Достаточно быть кем-то одним. У меня негативное отношение к тому американскому штампу, когда ветеран вьетнамской войны обязан предстать на экране как герой. Это не есть суть. Не нужно из «афганцев» или «чеченцев» намеренно создавать героев-суперменов.
– Зато Сидихина-Боярова уважает криминальный мир...
– Я не спрашивал у него: «Я у тебя в уважухе вообще или нет?» Но часто меня теперь кто-то воспринимает как каратиста, другие – как своего парня-бандюгу...
«Думаю, славы у меня уже достаточно. Был такой момент, когда женщина прорывалась сквозь толпу, крича: «Только бы дотронуться до него!» Так сработал фильм «Русский транзит». Но я обойдусь без всего этого – никаких испытаний медными трубами я проходить не собирался.
– Среди актеров не так много людей, которые тянули армейскую лямку...
–Я нормально относился к армии и считал, что все равно служить надо – никуда от этого не денешься. Все друзья уже были там, а я оставался в институте. Однажды в райвоенкомат нагрянула городская проверка, а так как Сидихин-студент числился в категории блатных, отнеслись ко мне категорически. И забрали, подчеркиваю, буквально ночью.
Служить попал в общевойсковую танковую учебку в Теджене, откуда и ушел в десантной форме в Афган. Сначала – шиндандский разведбат, позднее – разведка гератского мотострелкового полка. Потом меня перевели во взвод командной охраны, после чего командир полка отправил в полигонную команду – добывать бакшиши... Но меня скосил тиф, и я попал в Союз в надежде на двухмесячный отпуск на родину. Этого не случилось... Беспредел армейский...
В результате едва не угодил в дисбат. А потом снова попал в Афган.
– Любит ли Ремарка ветеран афганской войны Евгений Сидихин?
– Да. Очень. Но не за то, что он – писатель потерянного поколения. Я люблю его манеру – легкость, с которой он пишет о самых трудных чувственных вещах. Но вряд ли проза Ремарка актуальна в наши дни. Все понятия фиесты действуют только, когда вокруг есть какое-то хорошее спокойствие. Сегодня духовность наглухо закрыта. Люди бегут, сломя голову, чтобы сорвать где-то свою монетку... У меня есть друзья, что перебиваются с копейки на копейку, и те, что имеют достаток. Но все они – заложники сегодняшних бегов.
– Актер сегодня – практически нищий человек...
– Очень. Это просто сумасшедшие люди. Они любят театр, живут на крохи. Нормальные мужики, понимающие жизнь, начитанные, вполне могли бы заняться чем-нибудь другим, но не идут на это. Наверное, знают о жизни немного больше... У нас актер получает в сорок раз меньшую зарплату, чем в Норвегии... Это жуткая несправедливость по отношению к театру, к этим старикам, которые продолжают работать как молодые и стыдятся своей бедности.
Мне повезло. Хорошо складывается в кино. Есть очень серьезные приглашения. Уже был фильм на Венецианском фестивале. Сейчас – норвежская картина. Но кино – фабрика, механизм, содружество, деньги. А театр – братство, идея, служение. Я воспитан атеистом, в обычной советской школе. Мне не нравится атмосфера церкви, а театр – иногда храм, где общность приходит во время спектакля.
– Как относится Евгений Сидихин к ветеранскому движению?
– Очень хорошо. Когда минувшей весной при посадке деревьев увидел ребят из «Афганвета», порадовался за то, что они сплотились и помогают друг другу. Что выплачивают прибавку к пенсиям матерям погибших. Мне это приятно. Совершенно искренне. Мне иногда бывает очень сложно, и хочется быть среди «афганцев». Потому что одному трудно разобраться в этой жизни.
Кирилл Метелев
Источник
|
|
|
|
|
