 |
|
Санкт-Петербург,pепортаж о съемках "Oбитаемого острова"
|
|
18.12.2007
Первая смена в Питере.
Мы приехали сюда в течение выходных, заселились в гостиницу неподалеку от места съемки, провели день в прогулках по Невскому и распивании кофе в прекрасных питерских кофейнях.
Смена начинается с шести вечера и проходит в Мухинском училище, оно невероятно прекрасно – с высоченными потолками, лепниной, мраморными перилами витых лестниц, мраморной мозаикой. Костюмеры расположены в аудитории, где деревянные скамьи просто дышат историей, а еще спинки у них переходят в резное деревянное панно, с цветами и ветвями, человечками, играющими на дудочках, оленями и лисами. Словами передать всю эту прелесть невозможно. Пока актеры еще не приехали, вся съемочная группа медленно переходит из одной залы в другую, трогает стены, задирает головы и разглядывает потолок, восхищаясь...
Поскольку съемочная площадка огромна, под потолком висит целых два гигантских гелиевых шара, уже знакомых мне, и еще один, поменьше, круглый, скользит по наклонным веревкам – то влево вниз, то вправо вверх. На стенах – восемь огромных черных флагов с золотыми лентами, четыре световых панели, на флагах и панелях – одна и та же эмблема, желто-оранжевый саракшский крест. Оформление отсылает нас ко временам и эстетике Третьего рейха. Тема и Борис Моисеевич обсуждают сценарий. Приходит актер Евгений Сидихин, здоровается. На костылях, но очень бодро, подходит Бондарчук. Здоровается, обнимается, все ужасно рады всех видеть после трехдневного перерыва-переезда, съемочная группа ведь, по сути, уже одна семья.
- Слышу Горбунова! – Говорит Федор, и он прав – на площадку приходит Алексей Горбунов, один из Неизвестных Отцов.
- Красота какая! – окидывая взглядом зал, говорит Горбунов.
- А свет-то какой! – согласно добавляет Федор.
- Красиво все как осветили, надо же! Я-то гелиевые шары уже видал, но такого!... – восхищается актер.
Входит Кирилл Пирогов, волосы его стрижены такой славянской шапочкой. Для «Обитаемого острова» их зачесывают назад.
Все Отцы в сборе, сидят и стоят вокруг стола. На стол чудесным образом проецируется карта Хонти, Пандеи, Островной империи – всего мира планеты Саракш.
- Вот тут - мы! А здесь – Островная дивизия! – рассказывает Бондарчук. На столе-карте, разделенной на ровные ромбы красными «лазерными» лучами стоит небольшой прозрачный танк и несколько излучающих установок.
- А ты что молчишь, Умник? Ты ведь у нас Умник? - Когда говорят благородные Отцы, детям лучше помалкивать. – Быстро, почти без пауз читает все роли подряд Бондарчук, вживаясь в сцену.
- Я пойду, почитаю текст, Борис Моисеевич, - Федор отправляется к плейбэку, взбирается на режиссерский стул.
- Леня, у меня для вас смонтирована первая сцена! – заговорщицки и весело сообщает Федор Волосатову, супервайзеру спецэффектов.
- Какая, где корабль падает?
- Нет, где корабль взрывается – бам! Кстати, чем вам не нравятся эти флаги?
-Флаги о...енные, только мятые! – отвечает Леонид (речь идет о черных флагах с крестами, которые висят по стенам).
- Максим! У нас сцена громадная, надо, чтобы на всю сцену – движение камеры, чтобы восьмерки нарезала постоянно! – обращается Бондарчук в оператору-постановщику Осадчему.
- Да так и будет, - невозмутимо кивает Осадчий.
- Галя, Галочка! – зовет Борис Моисеевич реквизитора Галю. – А давайте, пожалуйста, в кадр наш знаменитый шарик!
Знаменит шарик тем, что в сцене разговора Отцов он, на крупном плане, летит из руки Отца в руку Странника.
- Максим Роальдович, ничего, если мы с Лешей Серебряковым будем стоять вот так? Они как бы там, обсуждают, а мы здесь, немножко отдельно, мы же – руки Отцов.
Осветительные гелиевые шары в это время живут своей, гелиевой, жизнью, они скользят вверх, вбок и вниз под самыми немыслимыми углами, повинуясь умелым действиям шарооператоров, которые, в свою очередь, подчиняются бригадиру осветителей.
- Приготовились к репетиции! Гвардейцы, расставили ноги шире! – разносится зычная команда режиссера-постановщика. – Борис Моисеевич, объясните им, как стволы они держат, вниз. Теперь спины выпрямили! Подбородок вверх! Запомнили свое положение, так будет на съемках. А пока можете расслабиться.
Пока готовятся, актер Серебряков прохаживается вдоль стены и замечает то ли дым, то ли пар, который идет из-под черного полотнища.
- Леш, что там, тлеет что-то? – в микрофон спрашивает Бондарчук. – Ребята, осветители, дым!
Дюжие осветители мигом подскакивают – но ничего, впрочем, серьезного.
- Ребят, которые на свете! – продолжает режиссер. – Команда для света будет такая: «Раз! Два! Три! Да!» И как только эхо этого слова затихает, мы начинаем говорить.
Рабочие садят на двухсторонний скотч черную псевдомраморную плитку пола, чтобы белые торцы плиток не сверкали в камеру. Реквизитор Галя встает на колени и черным маркером закрашивает торцы ножек высокого стула Папы – они немного потерлись и тоже просвечивает белое.
- Если пандейцы вмешаются в хонтийскую кашу, получается объединенный фронт, пятьдесят миллионов человек против сорока миллионов наших, - разбирает с Федором свой текст Алексей Горбунов.
- Все правильно. Только вы не говорите «человек», а говорите просто «пятьдесят миллионов», - поправляет Бондарчук. – Там перед этим в фразе слово «человек» есть.
И тут же, без перехода, ассистенту по актерам Лене:
- Найди мне какого-нибудь болеутоляющего.
Съемка, все Отцы по-прежнему стоят и сидят вокруг стола, но камера фокусируется на Алексее Горбунове. Горбунов произносит свои слова. Актер Серебряков, в синем халате, не в кадре, вдруг начинает кружиться сам с собой в вальсе у края стола. Перестает так же внезапно, как начинает.
- Ты с ерничеством скажи это «ты же Умник!» - просит Федор.
- И лучше на Папу посматривать, да? И потом, насколько я заметил, тут же все его фразы повторяют?
- Да! Да! – в исступлении повторяет Федор, актер попал в самую точку.
Кирилл Пирогов проходит вдоль стола и неожиданно отбивает чечетку на черном псевдомраморе пола.
- Дублера Папы отпускаем! Сейчас крупно Леша, потом Кирилл, потом Женя, - говорит Бондарчук.
- Женя будет играть один! – говорит Горбунов.
- Почему? Вы имеете ввиду, что вы уже уйдете? – интересуется Федор. – Внимание, звук ни с кого не снимать! Все взяли листочки с текстом и полностью играем сцену!
Перестановка, актеры собрались у плейбэка.
- Я снимался у Михалкова. И только потому, что меня довольно поздно позвали на эту роль и все у меня уже было расписано, Никита Сергеевич отпустил меня – тридцать первого! – на два дня, встретить Новый год с семьей, - рассказывает Алексей Горбунов Алексею Серебрякову. – Я смотался в Прагу, не отдохнул по-человечески, звоню им оттуда – ну вы как? А они до четырех или до пяти снимали 31го, представляешь? И уже второго января, в восемь, Леша, утра мы были на площадке!
- У меня ощущение, что ты сегодня отснялся уже! – говорит Горбунову Кирилл Пирогов, заметив необычайную оживленность артиста.
- Это правда, я большую часть своего текста сказал. У меня самый большой кусок. У тебя тоже немалый, а у меня их два! – радостно и с чувством выполненного долга объясняет актер Горбунов.
- Кирилл, а вы смотрите плейбэк? – спрашивает Бондарчук.
- Иногда, - отвечает Пирогов.
- Посмотрите вот этот, он очень точный.
Актер подходит к монитору, аккуратно, стараясь не задеть прическу, надевает режиссерские наушники.
- Там была уверенность такая. И немножко параноидальности, которая нам очень нравится, - добавляет Федор.
- Так, коллеги, артисты, все, кто рядом с Кириллом, встали и помогли ему! Кто как одеты, так и встали, - просит режиссер-постановщик. - Я считаю: «Раз. Два. Три.» Это вот пять секунд, за которые вы мне должны подарить реакции ваши на всех этих, известных и Неизвестных, великих Отцов. Тема, выйдите вместо меня из кадра. А вы проведете меня взглядом мерзким и остановитесь потом на Папе.
Добавлено: Ксения Прилепская
Источник
|
|
|
|
|
