 |
|
Евгений Сидихин: «Жена мне дана одна и на всю жизнь»
|
|
Его называют русским Марлоном Брандо. Высокий рост, крепкая фигура, тяжелый подбородок, пристальный взгляд серых глаз. Его герои - сильные, мужественные люди, смело идущие навстречу опасности. "За последней чертой", "Волчья кровь", "Дети чугунных богов", "Прорва", "Русский транзит", "Саломея" - вот далеко не полный список кинофильмов, в которых он создал яркие запоминающиеся образы.
- Женя, назовите последние фильмы, в которых вы снимались?
- "Двадцать семь обещанных поцелуев", "Бандитский Петербург", недавно прошло озвучание продолжения этого телесериала, в котором я с удовольствием принял участие. Снялся в новой картине Егора Кончаловского "Антикиллер", я играю в ней криминального авторитета по кличке Баркас. Для меня эта роль интересна тем, что в ней есть сквозное действие, характер, обстоятельства - тот набор, который необходим для того, чтобы роль стала привлекательной для актера. Сейчас снимаюсь в сказке Леонида Нечаева "Сверчок за очагом" по Чарльзу Диккенсу, где я играю Джона. Сняться в сказке, тем более в таком произведении уже само себе большая удача для актера.
- Вы не раз снимались за границей, скажите, где комфортнее работать у них или у нас?
- Для меня абсолютно не имеет значения, где сниматься, здесь или за границей. Единственная разница - другой язык, и, может быть небольшое различие в нравах, но, по сути, ты делаешь то же самое, что здесь, что там. Ну, а комфортно или нет - это не то определение, конечно. Комфорт мы создаем себе сами, общаясь с людьми. А люди везде люди, и для меня нет разницы, какой они национальности. Я не понимаю, почему, когда идет футбольный матч, я должен болеть за "Спартак" а не за "Валенсию". Если и там и там примерно одинаковое количество негров, и игроки очень прилично гоняют мяч по полю.
- Женя, вы по-прежнему живете в Питере?
- Да, в Питере. И уезжать отсюда не собираюсь.
- Я видел вас в спектакле БДТ "Макбет", где вы потрясающе играли Макдуфа. Вы до сих пор работаете на этой прославленной сцене?
- В данный момент я взял отпуск, потому что мы делали антрепризный спектакль в Москве по роману Пелевина "Чапаев и пустота". Материал на мой взгляд интересный, и мы попробовали на его основе собрать театральное действо. Антреприза предоставляет достаточно свободы и не зависит от культур каких-то театральных домов. Поэтому она получила широкое распространение. Вот и мы сделали свой спектакль и сейчас его играем, все время открывая для себя что-то новое. У нас случилась хорошая актерская компания - Сергей Никоненко, Гоша Куценко, Тимофей Баер...
- Вы мотаетесь из Петербурга в Москву на поезде или на самолете?
- По разному. Тут нет закономерности. Все зависит от того, во сколько я должен быть в Москве и в каком состоянии. Самолет - это самое быстрое решение проблем. Поезд не очень люблю, потому что под стук колес я, как ни странно, засыпаю хуже. А зимой в поездах либо душно, либо дует из окон.
- Обычно, у актеров спрашивают, есть ли роль, о которой они мечтают? Как бы вы ответили на этот вопрос?
- Есть психосистемы, проявления человеческие, характеры, мысли, которые мне любопытны. Если появляется возможность в какой-то роли их выразить, то это вызывает интерес, будь то Баркас или Макдуф - неважно. Я актер и в этом смысле моя задача - просто попытаться погрузиться в предложенные обстоятельства. Хотя это далеко непросто, тут такие перевертыши возникают в сознании, что сразу и не выскажешь...
- Я хотел вас спросить о самом ярком театральном переживании?
- Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Хотя мы с женой стараемся ходить в театры, если показывают что-то новое и интересное. Но после того, как я посмотрел спектакль Некрошюса "Дядя Ваня", ничего более интересного в театре я не видел. Может быть, и видел, но не испытал того, что мне довелось испытать тогда.
- Чего вам больше всего хочется сейчас?
- У меня есть одно желание, оно вызвано то ли моей усталостью, то ли какой-то неврастенией, которая опять же бывает от усталости. Но мне хочется надолго уйти на яхте в море, чтобы очиститься, испытать жуткий дефицит общения.
- Да, вы же заядлый яхтсмен. Ваша яхта по-прежнему готова в любой момент поднять паруса?
- Моя яхта сейчас находится в Москве, ее купили у меня москвичи. Хотя она уже не моя, но я очень надеюсь, что нынешние владельцы будут ко мне благосклонны и дадут мне возможность немножко поплавать на яхте, если будет такая возможность. Я остаюсь яхтсменом по духу и не изменяю этому виду спорта. Просто сейчас у меня достаточно густо с работой: и в театре спектакли, и в кино съемки... Боюсь что этим летом у меня не будет времени приобрести новую яхту и уйти куда-то в плавание. Но как матрос или как пассажир обязательно поплаваю на яхте друзей.
- Вы храните верность не только своим спортивным увлечениям, но и супруге Татьяне?
- Да, я муж своей жены.
- Жить всю жизнь с одним человеком довольно пресное занятие. Вы умеете, вносить в семейную жизнь какой-то элемент неожиданности, делать жене приятные сюрпризы?
- Да, конечно. Все зависит от того, есть ли на это время и предрасположенность. На самом деле я не вижу ничего плохого в том, чтобы прожить всю жизнь с одним человеком. С годами моя любовь к ней, по-моему, становиться все больше и больше. Нас пугают привязанностью, но такая привязанность дорогого стоит. Я думаю, что такие страхи возникают тогда, когда что-то неправильно понято человеком в жизни. В отношении семейной жизни я, по-моему, все правильно понимаю. Я думаю, что жена мне дана одна и на всю жизнь. Нам хорошо вместе, поэтому мы вместе и находимся.
- А бывает, что она вас, выражаясь простым русским языком, за что-то пилит?
- Конечно. Она меня воспитывает, и я ее воспитываю. Мы ругаемся, иногда сильно. Она тоже личность и, на мой взгляд, очень интересная женщина. Кстати, я бываю не прав чаще, чем она.
- Вы живете в городской квартире или в загородном доме?
- Сейчас мало свободного времени для того, чтобы проводить его за городом. Поэтому главным образом мы, конечно, живем в городской квартире.
- У вас есть в доме животные?
- Только рыбки плавают у дочки в аквариуме.
- Когда мы последний раз беседовали, у вас была одна дочь. Сейчас у Полины появилась сестренка?
- Да, теперь у меня две дочери. Три года назад у нас родилась Аглая. Это потрясающий ребенок. Ее рождение на многое открыло мне глаза. Я вообще считаю, что рождение ребенка меняет мир вокруг нас. Я очень скучаю по ним, когда их нет рядом. Покидать семью, покидать мой любимый город очень тяжело, зато радость необыкновенная возвращаться домой, видеть жену, детей, которые бегут к тебе со словами: "Папа приехал!" Так что во всем есть свои плюсы. Главное их видеть.
- Интересно, что вы представляете собой как отец. Как вы играете с младшей дочкой, в какие игры?
- Прежде всего, я пытаюсь к ней прислушиваться. Я понимаю, что навязывать ей что-то свое нельзя, надо услышать, что хочет она и попытаться это делать - вот и все. Ну, а старшую дочь я пытаюсь чем-то увлечь. Недавно мы с ней долго говорили о том, что такое поэзия, и я понял, что многое упустил, слишком мало читал ей стихов, не сумел ее заинтересовать этим. Но время у нас еще есть. И я думаю, что она мне тоже поможет в чем-то разобраться.
- А по дому вы что-нибудь делаете: готовите пищу, пылесосите, выносите мусор? Или как говорил один мой знакомый, у нас в семье обязанности разделены: я занимаюсь глобальными вопросами смысла жизни, политикой и спортом, а все остальное делает жена?
- Когда глядишь на детей, то ошибиться в смысле жизни трудно. Я не знаю, что в жизни главное, но дети - это такая ценность, которая больше, чем сама жизнь. Что касается тех домашних дел, которые вы назвали, то это совершенно не моя обязанность. Вот если дома что-то ломается или случается что-то более серьезное, то я этим занимаюсь сам. А пылесосить... Конечно, я могу помочь жене, но у меня есть старшая дочь, которая замечательно с этим справляется. Да и младшая любит пылесосить, так что меня уже можно в этом смысле отправлять на пенсию.
- Скажите, пожалуйста, а политикой вы интересуетесь?
- А что такое политика? В смысле кто стал президентом, кто - министром, кого преследуют, кто посажен? Мне, видимо, просто повезло, потому что меня эти вопросы не касаются. И психоз по поводу каких-то политических событий я не разделяю. У меня такое ощущение, что мы все "подсажены" на телевизионный сериал в виде новостийных блоков, которые преследуют нас даже своими музыкальными заставками. Я тоже с удовольствием смотрю этот "сериал", потому что смотреть актерские сериалы не всегда удается, да они и не так достоверны, как этот. Но я вижу режиссуру, и у меня есть полное ощущение лихо поставленного действия. И я не воспринимаю это всерьез, я думаю, что где-то скрывается какая-то маленькая-маленькая истина, которая в один прекрасный момент все перевернет с головы на ноги или с ног на голову, и нам самим станет смешно от того, чему мы верили.
- У вас ведь тоже был опыт работы на телевидении?
- Да, и я вел телепередачу "Двое" на НТВ. Мне кажется, что этот проект был недодуман, но в основе его лежала очень хорошая идея, которая меня и подкупила. Общение с человеком в прямом эфире, "вскрытие" собеседника представляло для меня большой интерес. Но к сожалению, у передачи получился крен в сторону каких-то неординарных явлений, патологий, а это было мне неинтересно. Тем более начались подставы, когда в студии оказывались не реальные люди, а подсадные. Одну такую подставу я раскусил и предупредил, что уйду из этой передачи, если это еще раз повторится. Это повторилось, причем неожиданно для всех, нас просто обманули. На этом все кончилось. Недавно мы беседовали об этом с Константином Эрнстом у него в кабинете и пришли к выводу, что если бы я задержался на этой передаче, то было бы хуже. В общем, я ушел вовремя, как мне кажется.
- А лично вам что-то дал этот опыт в профессиональном смысле?
- Конечно. Я стал внимательнее анализировать ту жизнь, которая вокруг меня, лучше понимать тех людей, которые рядом. Я научился формулировать свои мысли, по крайней мере пытался научиться этому. Раньше у меня такой цели не было, а здесь мне просто было некуда деваться: я был выброшен в импровизационную ситуацию. И сознание того, что эту передачу видит полмира, если не больше, меня, конечно, сильно угнетало...
- Серьезно?
- Да, это же очень страшно. Ведь не было ни заранее написанного текста, ничего. Но я считаю, что стоило впрягаться в это дело, хотя бы ради одной передачи, где мне удалось рассказать о Петербурге, о том, что я об этом городе думаю. Это оправдывает мое участие в этом проекте.
- Как вы, петербуржцы, любите свой город, а когда вы последний раз были в Эрмитаже?
- В Эрмитаже? Не так уж давно - на выставке импрессионистов. Тут надо отдать должное моей жене, она беспокоится о моем кругозоре, и если появляются какие-то интересные выставки, то мы стараемся их посещать, иногда с детьми. Она советует мне, что стоит прочитать. Иногда и я ей советую, в основном, это книги Акунина, Пелевина, на мой взгляд они адресованы женской аудитории. Это вещи, будем так говорить, на потребу, они способны удовлетворить спрос какой-то части читательской аудитории в современном литературном пространстве, достаточно пустом, на мой взгляд.
- А разве вся наша жизнь не на продажу? И вы не чувствуете себя скаковой лошадью, на которую делают ставки другие?
- Нет, вы знаете, в отличие от конъюнктурщиков, я актер, и не работаю на потребу, а просто занимаюсь своим делом - и все.
- Если бы снова начать, вы бы выбрали эту же стезю?
- Во-первых, я бы не хотел начинать все сначала. А если бы довелось, то я бы все-таки постарался предоставить выбор Господу Богу. Вы знаете, я ведь не делал никаких усилий в выборе пути. Я делал усилия потом.
- Вы рассуждаете как фаталист. Значит ли это, что вы ощущаете себя не хозяином своей судьбы, а исполнителем роли, предначертанной свыше?
- Да, но это моя роль. Просто эта высшая сила, которая является режиссером этой роли, она, как бы это правильнее сказать, не до конца еще познана мной. У меня куча склонностей, о которых на самом деле я еще сам толком не знаю. Я еще во многом не разобрался в себе, потому что я живой человек.
- Я знаю, что вы воевали в Афганистане, как вам кажется, нашла ли эта тема достойное отражение в нашей литературе и искусстве?
- Понимаете, какая штука... Есть темы, которые должны отражаться по прошествии какого-то периода времени. Это нужно для того, чтобы их осмыслить, возвести в ранг художественного произведения - так, чтобы заговорили собирательные образы, а не реальные люди. В этом смысле я пока не встречал произведения о войне в Афганистане, которое мне бы было интересно. Я был там и видел многое своими глазами, может быть, поэтому мне неинтересно то, что предлагается на эту тему.
- А как вам кажется, опыт Афгана не был лишним в вашей биографии?
- Опыт лишним никогда не бывает. Так же как не бывает бывших офицеров.
- Вы много курите, не пытались бросить?
- Нет, пока я нахожу в этом удовольствие, но немножко позже, возможно, захочу от нее избавиться. Пока это не отражается на моем здоровье, во всяком случае я не нахожу никаких симптомов вреда. Думаю, что основные симптомы вреда от курения и прочих излишеств нам внушены. А организм наш намного сильнее, чем мы думаем, он рассчитан на сто лет.
- Когда вы выкурили первую сигарету?
- Как раз, когда я усиленно занимался спортом. Я всегда боялся, что вырасту трехметрового роста, так как очень быстро развивался. И закурил для того, чтобы остановить свой рост, потому что быть атлантом среди людей очень тяжело.
- И в кого вы такой могучий?
- У меня и отец, и мать были высокие. И теперь моя младшая дочь в детском садике выше всех в группе, ее ровесники ей по плечо. Она очень крепкая, сильная девочка, и при этом чувственная и нежная.
- Детей вы приобщаете к спорту, или пока об этом говорить еще рано?
- Знаете, я не хочу их ни к чему приобщать. Я думаю, что они достаточно умные, не в смысле жизненного опыта, а в смысле данного им природой, и сами определят, чем им заниматься. Тем более это девочки. Был бы это парень, его было бы проще приобщать. Я вырастил бы из него спортсмена.
- Внешне, вы производите впечатление человека самоуглубленного, такого, не побоюсь этого слова, интраверта?
- Я не знаю, какой психологический тип представляю, но думаю, что наша ошибка в том, что мы все время хотим углядеть в человеке какие-то крайности. А в каждом человеке есть что-то экстравертное, что-то интравертное - все зависит от ситуации. Только в экстремальной ситуации можно понять, каков человек на самом деле. Да, я не люблю тусоваться, хотя если компания хорошая и мне интересно, то я с удовольствием провожу в ней время. Но бывает трудно сохранить такую компанию, потому что, обычно, они возникают не дома.
- А друзей у вас много?
- Много, причем это люди абсолютно разных профессий. К сожалению, среди них мало актеров.
- С чем это связано?
- Просто Бог посылает нам друзей и товарищей, а не мы их выбираем.
- На прощание позвольте несколько легкомысленных вопросов: азартные игры любите?
- Нет, не люблю. Но если приду в казино, то с пустыми руками не уйду. Чуть-чуть, да выиграю. Просто я знаю, когда надо остановиться. Но я редко хожу в казино, оно не возбуждает во мне азарта.
- Любите ли вы покушать? Есть ли у вас гастрономические пристрастия?
- Раньше я охотно ел мясо, а сейчас наблюдаю в себе потерю интереса к мясным блюдам. У меня нет особых пристрастий в еде, но я не люблю чувство голода. Но в то же время в этом есть и свое преимущество, потому что сытый желудок - ленивая голова, а когда ты голоден, то твои мысли становятся такие глобальные. Революции же делают голодные люди, которые становятся управляемыми.
- Значит, чтобы не было революций, все должны быть сытыми?
- Все сытыми никогда не будут.
- Часто слышишь: демократично - недемократично. А что вы думаете о демократии?
- Ничего. Я думаю, что выдвигать лозунг: давайте любить и уважать друг друга - нелепо. Но на это как правило покупается большее число граждан. А вообще у меня нет никаких рецептов, и я не думаю о переустройстве мира.
- Но, бывая за границей, вы же видите, как живут люди в цивилизованных странах?
- Да, и когда после долгого отсутствия прилетаешь в "Шереметьево-2", первое ощущение совершенно жуткое. Кажется, что ты попал в орду. Потом оно стабилизируется. Действительно мало радостей в нашей жизни. Но вот совсем недавно я возвращался на машине из Москвы в Питер и приехал в три часа ночи, когда как раз сводили Дворцовый мост. Вокруг было много веселых, счастливых лиц. Город встретил меня с необычайной радостью, было ощущение, что я попал на какой-то праздник. И у меня слезы навернулись оттого, что я не могу участвовать в этом празднике, потому что я приехал всего на два дня. А когда я отправлялся обратно, то остановился у Петропавловки, там есть небольшой причал. Город уже зажег огни, мосты были освещены, и начинали подниматься - это было потрясающе! Это была какая-то точка отсчета всего в этой жизни.
- Как вы думаете, кого больше – хороших людей или плохих?
- Так получается, что ко мне подходят в основном люди открытые, со светлыми лицами, с какими-то хорошими мыслями и добрыми словами в мой адрес - а это приятно любому человеку. Поэтому я вижу людей хороших, и практически не вижу плохих.
- Спасибо, что вы были искренни, отвечая на мои вопросы. Желаю вам успеха.
- Спасибо большое.
2001 год
Игорь Логвинов
|
|
|
|
|
